товарного хозяйствования. К тому же невозможно представить, как крестьянство, никогда не являвшееся единым политическим субъектом, способно создать государственную власть: российский крестьянин не был знаком с феноменом государства как сложного механизма, он никогда не был управлявшим субъектом, а лишь управляемым.
В интерпретации Т. В. Осиповой тезис Ю. А. Полякова 1960-х гг. (крестьянская борьба есть часть Гражданской войны) трансформировался в формулировку: крестьянская война стала органической частью Гражданской войны. Одновременно исследователь повторила положение В. П. Данилова о крестьянской войне как продолжении крестьянской революции. Однако следует отметить важное уточнение Т. В. Осиповой: победа крестьянства на внутреннем фронте Гражданской войны возвращала его к традициям дореволюционной патриархально-общинной жизни, далекой от социалистических идеалов. Автор констатировала, что условия для гражданской войны в деревне были созданы аграрной и особенно продовольственной политикой Советского государства. Неприятие крестьянством коммунистической политики породило тенденцию превращения крестьянских восстаний в настоящую крестьянскую войну. Исследователь определила восстание как вооруженную борьбу крестьян против государственной политики. По мнению Осиповой, крестьянская война против политики военного коммунизма оформилась в 1919 г.[87]
Крестьянскому протесту на Северо-Западе в период Гражданской войны посвящены работы С. В. Ярова. Автор выделял общие и частные моменты в крестьянском протесте. Исследователь отмечал неустойчивость политических взглядов и представлений крестьян, на первое место в деле склонения симпатий крестьянства к той или иной власти выносил отношение к продовольственному вопросу. По его мнению, крестьянские восстания до Октября 1917 г. и после имели много общего, так как тактика, механизмы общинной самозащиты, условия протекания и многие идеологические аспекты восстаний остались прежними. Исследователем вводилось в научный оборот понятие «неоконченное» выступление, выделялась многоступенчатость восстаний[88]. Исследователь предпринял попытку типологизации особенностей протестных явлений в Северо-Западном регионе России. В их числе: краткосрочность выступлений, обусловленная ориентацией крестьян на прагматические, быстро достижимые цели; отсутствие подобия политической программы; неорганизованность, отсутствие «вождей»; направленность, как правило, лишь на противодействие непопулярным экономическим акциям государственных органов, но не против самих органов государства; выражение массового недовольства; крестьянские волнения не переросли в крестьянскую войну[89].
В. В. Кондрашин использовал для характеристики крестьянского протеста как сложного социального явления понятие крестьянского движения, направленного против политики военного коммунизма[90]. Отмечалось также стремление ряда авторов определить хронологические рамки протестного движения. Так, по мнению В. В. Сазонова, крестьянская война с большевистским режимом практически началась уже в 1918 г. Он принимал формулу А. И. Солженицына: период 1920—1921 гг. – «Большое Восстание»[91].
В современной литературе нередко встречаются попытки причислить все проявления крестьянского бунтарства, обусловленные условиями Гражданской войны, к организованному крестьянскому движению, что не соответствовало реальной практике. Содержательной основой крестьянского движения в России являл стихийный социальный и политический протест, выраженный в различных массовых формах, в том числе организованных. Последние характеризовало наличие идеологических установок, организационной основы, политической структуры, вооруженных формирований, построенных по принципу регулярных армейских частей и т. д.
Одной из тем, привлекавших внимание, стало изучение антоновщины. Тамбовские исследователи С. А. Есиков и В. В. Канищев, освещая деятельность Советов трудового крестьянства, пришли к заключению, что СТК всех уровней, какими бы благими намерениями они ни руководствовались, оставались прежде всего органами восстания. Хотя в программе СТК намечалось скорейшее окончание гражданской войны, в документах и практической деятельности организации Союза абсолютно отсутствовали конкретные шаги к достижению гражданского мира. Как и Советская власть, зачаточные органы самостоятельной крестьянской власти Тамбовской губернии были нацелены на беспощадную борьбу со своими политическими противниками. Авторы считают, что СТК стали не массовой народной организацией, а только чрезвычайными органами руководства повстанческим движением. Рассматривалась роль Союзов трудового крестьянства в придании традиционно бунтарским крестьянским волнениям определенной организованности и осознанности и отражении поиска крестьянской альтернативы диктатуре пролетариата в момент ее кризиса. Условно эту альтернативу они назвали «антоновский нэп». В условиях Гражданской войны, по мнению исследователей, идея представительных органов народного самоуправления была в принципе нереализуема. Анализируя практическую деятельность СТК, авторы пришли к выводу, что в России военного времени мог появиться только примитивно-распределительный социализм, основанный на многовековой традиции общинного выживания в лихую годину[92]. По оценке С. А. Есикова и В. В. Канищева, ни центральные органы партии эсеров, ни местная тамбовская эсеровская организация к подготовке и тем более к руководству антоновщиной не имели прямого отношения. Ядро повстанческого движения сложилось вокруг А. С. Антонова. Авторы доказывают, что формирование руководящих структур движения интенсивно проходило в течение сентября—октября 1920 г.
Публиковалось значительное количество исследований, посвященных проблеме взаимоотношения крестьянства и Советской власти в годы Гражданской войны. Утверждалось, что Тамбовская губерния – условная модель отношений между государством и крестьянством (так, Продармия действовала в 20 хлебных губерниях, но на Тамбовщине находилась пятая ее часть). Что смогли сделать тамбовские крестьяне на освобожденной от власти коммунистов земле? Ничего нового: те же Советы, чрезвычайные органы, те же мобилизации и продразверстки, – по-другому не умели и придумать не могли. Тем не менее, крестьянское движение – фактор, заставивший ввести нэп[93]. В. В. Самошкин на документальной основе опубликовал труды, посвященные истории антоновского восстания и личности А. С. Антонова[94]. Т. В. Осипова считает, что крестьянское восстание в Тамбовской губернии, во главе которого стоял А. С. Антонов, не является «белым пятном» в истории Гражданской войны. По ее мнению, восстание является синонимом крестьянской революции против политики военного коммунизма и образцом применения повстанческо-партизанской тактики. Но в литературе раскрыты лишь методы борьбы государства, его карательных органов с восстанием. Остаются неосвещенными идеология движения, его организация. Многое в его истории нуждается в уточнении. Прежде всего о начале движения: автор считает обоснованным отнести начало движения к осени 1919 г. Крестьянство, по мнению Т. В. Осиповой, заплатило дорогую цену. Его усмирила не столько армия, сколько изменения системы отношений государства с деревней. Крестьянская война, ставшая органической частью Гражданской войны, по существу, была продолжением крестьянской революции, имевшей и антикапиталистическую, и антисоциалистическую направленность. Она поставила диктатуру пролетариата на грань катастрофы. И только это заставило Советскую власть отказаться от социальных экспериментов в деревне, смягчить командные и карательные методы руководства крестьянством. Победа крестьянства на внутреннем фронте Гражданской войны возвращала его к традициям дореволюционной патриархально-общинной жизни, далекой от социалистических идеалов[95].
На основе анализа программных документов и лозунгов повстанцев в литературе 1990-х гг. утвердилось положение о том, что у них отсутствовало единство взглядов по вопросам общественного и политического устройства России. Лозунг «За советы без коммунистов» отражал политические устремления подавляющей части восставших крестьян, связывающих свои надежды на лучшую жизнь с Советами, но без диктата со стороны коммунистических организаций. Исследователи обратились к изучению биографий людей, оказавшихся во время восстаний по разные стороны линии «внутреннего фронта» в гражданском противоборстве. В этой связи необходимо специальное исследование форм и методов борьбы коммунистических властей с повстанческим движением.
Далеко не все положения, выдвинутые исследователями в постсоветский период, нашли подтверждение. Так, оказались поспешными попытки придать крестьянскому движению, имевшему локальный характер, едва ли не всероссийский характер. Никакого отношения к подлинным событиям это не имело. То же замечание относится к стремлению представить крестьянское протестное движение в качестве нового витка крупномасштабной гражданской войны. Сомнения вызывают утверждения о потенциальной военной опасности каждого отдельного крестьянского восстания для коммунистического режима в масштабах всей России. Общий теоретический уровень осмысления рассмотренных вопросов оказался в целом невысоким.
В начале 2000-х гг. в литературе появились новые оценочные характеристики крестьянского движения, новые трактовки по вопросу о характере и значении восстаний. В частности, утверждалось, что крестьянские выступления (антоновщина, Кронштадтское восстание и др.), не только заставили отказаться от политики военного коммунизма, но и отложить планы революционного освободительного похода в Европу, тесно связанные между собой[96]. В первое десятилетие ХХI в. проблема крестьянского протеста против политики Советского государства в первые послереволюционные годы получила развитие в исследованиях отечественных историков[97]. До сих пор преобладают исследования по истории крестьянства периода Гражданской войны в региональном аспекте. Наряду с антоновщиной освещаются самые известные из крестьянских движений – махновщина, Западно-Сибирское восстание. При этом у части исследователей сохраняется тенденция к героизированной интерпретации